Карина - Несколько дней в осенней тундре [СИ]
— Да отпусти же ты себя, ну что ты за человек, дай себе волю! — услышала я словно издалека.
Я пришла в себя от холода, подняла голову. Всей своей тушей я лежала на Людмиле, а она, улыбаясь, гладила меня по голове. Я тяжело скатилось с нее на бок.
— Прости, — пробормотала виновато, — что же ты молчишь, я чуть не задавила тебя.
— Если бы ты знала… Если бы я умела поделиться с тобой счастьем этого ощущения.
Наши потные тела быстро остывали. Я взяла свою футболку, промокнула ею лицо Людмилы, грудь, живот, вытерла ее правое бедро, поискала сухое место на ткани и обтерлась сама.
— Угу, счастье, свалился сверху мешок с костями, как будто так и нужно.
— Теперь я знаю, что ты думала, когда я заснула на тебе, тогда, после парной.
— Радость моя, не путай божий дар с яичницей.
— Это на что намеки? — Людмила подозрительно прищурилась.
— На то, что ты мой божий дар. Ну-ка, приподнимись.
Я положила в изголовье, вместо подушек, наши свернутые куртки, вытянула из-под Людмилы второй спальник, легла рядом и накрыла нас этим спальником повернув отсыревшей стороной наружу, тщательно подоткнув его со стороны Людмилы. Мы обнялись и затихли отдыхая и согреваясь, глядя в костер.
— Жень? Скажи мне, все-таки, откуда у тебя такие фундаментальные познания в этой области?
— Элементарно, Ватсон, у меня на большой земле по соседству семейка веселая живет. Муж и жена, Галя и Света зовут.
— Как все интересно-о-о, — протянула Людмила, — вот с этого момента поподробнее, пожалуйста.
— Пока я на вахте, они моим компьютером и интернетом активно пользуются. После них на машине столько всякого разного и любопытного остается. Что ни возьмешь — готовое руководство к действию. И не врут, как выяснилось, действительно похоже на вкус морской воды — я погладила ее по внутренней стороне бедер.
— Нет, все, давай как в футболе, без рук, — запротестовала Людмила.
— Бога ради, солнце мое незакатное, какие проблемы — я зловредно засмеялась и сделала движение головой к ее ногам. Людмила захватила мою голову в ладони, поцеловала.
— Да угомонись же ты!
Я все-таки залезла ладонью в ее заповедные кущи.
— Столько влаги. И все для того, что бы сказать нет?
— Да! — Людмила поймала мое запястье и вытащила руку.
— Так значит — да? — резвилась я.
— Нет!!! Ты пугаешь меня своей ненасытностью.
— После моего великого поста не грех разговеться.
— Что за великий пост?
Вместо ответа я прижала ее к себе, дотянулась губами до уха — не иссякающий источник наслаждения.
— Пусти, задушишь. Ну, а с кем из них ты проводила практические занятия?
— Что ты, они семейная пара и с очень большим стажем. Я у них на десятилетии супружеской жизни гуляла. И вообще, это очень солидные, интеллигентные дамы. Галя химию в институте преподает, кандидат наук. Химик-взрывник между прочим. Светлана экономист, в налоговой инспекции работает.
— Да, как говорится все страньше и страньше. А что, бедные дамы не накопили на компьютер?
— Есть у них компьютер, но за него вечные бои идут, вот я и пускаю их на свой. Ну, а как на счет тебя, ласточка? Для тебя все это тоже не новость.
— Со мной все проще и примитивнее, — улыбнулась Людмила, — я всегда такой была.
— То есть?
— Элементарно, Ватсон, — прогудела она мне в ухо, засмеявшись — я лесбиянка, неужели еще не дошло?
— Ты никогда не была замужем?
— За-кем, за-кем? — последовал ответ.
Мне стало страшно. Нормы приличия требовали дальнейших вопросов. Но мне стало страшно. Я совершенно не хотела знать как она жила до нашей встречи, чьи имена кричала, запрокинув голову. Вот это да, быстро я научилась ревновать.
В тот день лебеди так и не прилетели. До вечера мы провалялись на песке у костра. Я не могла остановиться, я хотела ее вновь и вновь, не успев кончить. И, надо сказать, находила полное взаимопонимание с противоположной стороны. Последний день озаглавился хмурым холодным утром. Темно-серые облака, набухшие то ли дождем, то ли снегом, нависли над землей, затянув небо сплошной пеленой. Вода в лужах превратилась в лед. Лед не таял и звонко ломался под ногами. Два часа пути к последней в нашем списке скважине мы провели в молчании. Уже на месте, когда я заглушила мотор, несколько минут мы продолжали сидеть, глядя прямо пред собой. Сердце разрывалось от неотвратимо надвигающейся разлуки. Это была главная и, пожалуй, единственная мысль в голове. Я пыталась осмыслить то, что произошло со мной за эти дни. Было еще нечто, о чем я боялась, но не могла не думать — это наше будущее. Наше ли оно? Что будет с нами дальше? С нами ли? Или только со мной? В голове была полная сумятица…
— Ну что выходим?
— Да конечно. Последний рывок — улыбнулась она.
Я вынула из кармана перчатки, протянула их Людмиле:
— Возьми.
— А как же ты?
— А мы уже привыкши… У меня брезентовые рукавицы под сиденьем валяются… Бери, я не замерзну, и потом не мне нониусы крутить, а какая точность и плавность стылыми пальцами?
— Спасибо.
Людмила надела мои перчатки, похлопала руками, засмеялась — они были большие ей.
— Это какой же номер? Ну-ка дай мне руку.
Она положила свою руку на корпус двигателя, перегораживающий кабину. Я накрыла ее ладонь своей пятерней, глянула ей в глаза.
— Ну что ты смотришь на меня глазами больного спаниеля. У нас день впереди. Это же чуть-чуть поменьше вечности. И еще ночь. У-у-у, деточка, я тебе обещаю очень интересную, содержательную ночь, — она высвободила руку и погладила меня по лицу.
Глаза у нее были грустные, в них сквозила растерянность. Я попыталась улыбнуться.
Съемку мы провели быстро, управились за несколько часов, работая молча и сосредоточено. Не успела я упаковать приборы и погрузить их в машину, как пошел снег, крупными хлопьями. Я присела на ступеньку машины, закурила. Людмила бродила по кочкам, время от времени наклонялась что-то собирая. Я задрала голову, снег мягко ложился на лицо.
— Какое сегодня число? Я с этим вашим сменами и вахтами счет дням потеряла.
Людмила стояла возле меня, протягивая мне на ладони клюкву.
— Двадцать второе сентября, — я взяла несколько ягод, сунула в рот и раздавила их языком.
— Рано в этом году снег.
— Да нет, в прошлом году так же было. Я запомнила. Двадцать третьего у родителей день рождения, я им звонила. У них там плюс двадцать было, а у нас здесь снег уже капитально лег, с сугробами…
— Как это у родителей? Они что у тебя в один день родились?
— Только с разницей в пять лет. Ты клюкву на зиму собираешь? Хочешь, я тебе ведро соберу и привезу?